Степь степей
Монгольская степь приняла меня сразу. Ровная прямая дорога, нежаркое солнце, ветер в спину, приятные взору холмистые дали — крути себе педали, внимая зову счастливой судьбы. Монгольская степь приняла меня сразу. Ровная прямая дорога, нежаркое солнце, ветер в спину, приятные взору холмистые дали — крути себе педали, внимая зову счастливой судьбы.
Во многих странах степь изрядно истоптана человеком. Во время одной из своих велосипедных экспедиций по Сибири я после Байкала специально повернул на юг, проложив дальнейший маршрут по древнему чайному пути в Монголию, чтобы увидеть ее степное великолепие.
Евразийская, или Великая степь, — обобщенное название природной зоны, занимающей центральную часть Евразии. Свыше шести тысяч километров она тянется с запада на восток, достигая в ширину около тысячи километров. Такого обширного, дикого и вольного простора я нигде не встречал.
Слегка всхолмленная степь простирается до горизонта. Лишь справа в недостижимом далеке угадываются горы.
Травянистые степные ложа как будто специально созданы для отдыха. Я уже не говорю про дивные запахи, которые смакуешь, расположившись в какой-нибудь тихой ложбинке. Часто привальное время я использую для знакомства с растениями.
Несмотря на плотный травянистый покров степи, в ней на виду каждая былинка. Легко угадываются и ковыль, и вострец, и житняк, и тонконог, и змеевка, и пырей, и типчак. На степном монгольском ковре природа выткала дивные узоры из полевых цветов.
В них, пожалуй, можно найти все земные краски и их оттенки. Здесь и сине-фиолетовые ирисы, и белые цветы крупки, и желтые лютики, и гиацинты с грязно-пурпурными цветками, и астрагалы, и адонисы монгольские, и всегда веселые, приветливые ромашки.
Нередко встречались мне участки, покрытые цветущим диким луком. И для глаза приятно, и для витаминного запаса сгодится. Для монголов, кстати, дикоросы — главный источник витаминов.
Дух Чингисхана — Великого воина, собравшего разные племена и народы под знаменем единой империи — витает над дикой монгольской степью.
В степи раздолье для самых различных грызунов: сусликов, сурков, долгоногов-тушканчиков, хомяков, песчанок, степных пеструшек. Грызуны — отличные землекопы. Вот, скажем, на пути слепыша встретился ручей. Зверек не стал его преодолевать, а просто вырыл под ним тоннель. Холмики свежей земли в степи — следы деятельности слепышей.
В разных местах Монголии возможна встреча с дикими животными. От Чойбалсана (городок на северо-востоке страны) на север я пробирался по грунтовке, которая была проложена вдоль железной дороги.
Вдруг мимо меня проскользнула грациозная фигура. Разглядев желтовато-песчаную сверху и беловатую снизу окраску меха, я понял, что это была знаменитая монгольская газель, или дзерен.
Я даже успел сфотографировать животное. А позже узнал, что до конца 1930-х дзерен был многочисленным в Туве, но потом его популяция резко сократилась. В настоящее время в России дзерен встречается лишь в Даурском заповеднике и его окрестностях на юге Забайкальского края.
Общаться с монголами довольно легко. Русский язык тут еще не забыли и дружбу с Советским Союзом помнят и ценят.
Чуть приостанавливаю велосипедный бег — и степь наполняется звоном, свистом, цоканьем, потрескиванием, щелканьем. Это насекомые и малые птахи, которых в степи великое множество. Над холмами и долинами кружат большие птицы, в основном орлы.
Они мои постоянные спутники. Иногда две-три птицы опускаются на землю. Издалека они похожи на ручных важных индюков. Кстати, по преданию, первый монгольский шаман был сыном небожителя, который опустился на землю в образе орла.
Путешествовать по монгольским степям приятно и легко. Дороги ровные и не пыльные, постоянно дует бодрящий, свежий ветерок. Заблудиться в здешней степи трудно.
Раньше вдоль караванных дорог сооружались каменные туры, служащие ориентирами для купцов. Эти пирамидки с воткнутыми в середину жердями, на которые нанизаны разноцветные лоскутки материи, встречаются до сих пор. В Монголии такие дорожные указатели называют «обо». Существует поговорка: «Если не воздвигнуть обо, куда же сядет ворона?»
У жителей Монголии скотоводство всегда было основной отраслью хозяйства, поэтому охота на волка считалась делом почетным.
То тут, то там в долинах белеют юрты, похожие на шляпки грибов-шампиньонов. Переносной войлочный дом естественно вписывается в степное пространство. Раньше юрты перевозились на помостах, снабженных большими деревянными колесами.
Кстати, подобное быстрое передвижение обеспечивало монгольской степной армии постоянную связь с тылом. Юрта устанавливается быстро и легко: сначала идет деревянная обрешетка, потом войлочные кошмы, которые для прочности обвязываются веревками. И сто`ит это жилище степняка сравнительно недорого.
Монгол любого достатка может приобрести простенький войлочный дом. Для местных жителей юрта — жилище предков, национальная гордость. В Улан-Баторе, через который пролег мой маршрут, многие даже выходящие к центру улицы, не говоря уже о пригородах, представляют собой сплошной юртовый самострой.
Отопление в этих жилищах печное, а в качестве топлива используется сухой навоз, от которого столько едкого дыма, что кажется, будто вся столица погружена во мглу.
— Сэн-бэне! — выпаливаю я монгольское приветствие и осторожно переношу ногу через порог юрты, на который ни в коем случае нельзя наступать.
— Цай? — спрашивает меня старик.
Я едва успеваю в знак согласия кивнуть головой, как передо мной на низком столике появляется пиала, наполненная беловато-сероватой жидкостью. Это монгольский чай — довольно-таки сытное блюдо. Как оно готовится?
Воду кипятят в чугунном котле, туда же бросают плиточный зеленый чай, наливают молоко, вновь кипятят, затем присаливают, в разных пропорциях добавляют масло, поджаренную муку, слегка обжаренное сало бараньего курдюка, костный мозг барана. Это классические компоненты.
Обычно же обходятся чаем, молоком и каким-нибудь жиром. Как правило, напиток готовят утром на весь день, разливая его по большим термосам.
Чай не единственное угощение в монгольской степи. Однажды, подъехав к юрте, что стояла в ложбинке меж двух рыжих холмов, я увидел на низеньком столике бутыль с водой.
Поприветствовав хозяев кивком головы (после жаркой дороги горло пересохло), я молча указал на посудину. Монгол плеснул в пиалу жидкости. Одним махом опорожнив ее, я понял, что это был самогон. Тепловатый, мягкий, с каким-то необычным кисловатым вкусом. Я замер, прислушиваясь к организму, оглушенному спиртным.
Хозяин по-своему понял мое молчание и снова наполнил пиалу. Придя в себя после дегустации, я заглянул в юрту и воочию увидел процесс производства молочного самогона.
Возле печки сидела жена хозяина и железными щипцами подкладывала в огонь сухой навоз. Периодически монголка поднималась и опорожняла кастрюлю, сливая накапавшую водку в бутыль. «Монгол архи» (так здесь называют молочный самогон) почти не имеет крепости, однако действует не хуже нашего первака.
Существует мнение, что слово «степь» происходит от слов «топот», «топтать». И прежде всего это связано с лошадьми. В монгольской степи то и дело бросаются в глаза всадники (нередко это малолетние ребятишки), что лихим аллюром проносятся между холмами.
Кажется, приложи к земле ухо — и услышишь отдаленный топот бесчисленных конных армий Чингисхана. Едва я пересек границу Монголии, как этот великий собиратель степных кочевий стал незримо сопровождать меня.
Казалось, он был рядом и когда я доставал монгольскую тысячную купюру, и в столице перед правительственным зданием, в нише которого восседал каменный хан, и за щедрым монгольским столом, где стояла запотевшая бутылка водки с именем полководца…
Необозримые степные пространства, цепи синих гор, юрты, отары овец — все это в Монголии как и сотни лет назад. Но главное — это кони и всадники. В монгольских степях, примерно в 85 километрах юго-западнее Улан-Батора, расположен легендарный Национальный парк Хустай. История природоохранной территории неразрывно связана с дикими лошадьми Пржевальского.
В двадцатом веке популяция этой уникальной породы, обитавшая в степях, стала стремительно сокращаться. Пришлось завозить в заповедник лошадей даже из зоопарков. Вернутся ли дикие лошади в монгольскую степь? На этот вопрос ответа пока что нет. Лишь ветер проносится над молчаливыми травами.
Без лошадей не обходится ни одно монгольское стойбище. Рядом с ними и другие домашние животные. В долинах, где белеют юрты, бродят отары овец, пасутся коровки, важно прохаживаются верблюды. В прошлом скотоводство хотя и являлось главным занятием кочевников, не могло обеспечить монголов необходимыми продуктами. Недостаток пищи восполнялся охотой и (в меньшей степени) рыбной ловлей.
Различалось несколько видов охоты, и важнейшей из них была облавная, о которой многократно упоминается в «Сокровенном Сказании». В облаве принимали участие большие массы людей, и у каждого человека было строго определенное место.
Хорошо обученные соколы ценились очень высоко, а соколятники были наиболее уважаемыми людьми. Ну а обнищавшие монголы, чтобы не умереть с голоду, вынуждены были заниматься добычей степных грызунов — сурков-тарбаганов, полевых мышей.
Мясо, пожалуй, основной питательный продукт для степняка. Но на первом месте здесь молочная — белая — пища. По пути к Чойбалсану (северо-восток Монголии) меня задержала непогода. Именно здесь мне удалось понаблюдать за занятиями монголов.
Оказалось, большая часть из них занята в молочном производстве. Кипячение, сепарирование, сцеживание, сбраживание, сушка — все эти кулинарные технологии присутствуют в обработке молока. Монголам, пожалуй, нет равных на планете в умении превращать молоко коз, коров, верблюдов, лошадей в самые различные продукты.
Тут и айраш — разбавленное холодной водой кислое молоко, и различные йогурты, и тараг — кипяченое молоко со снятой пенкой, сквашенное специальной закваской, и хальмаг — смесь пенок и муки, и бяслаг — род пресного сыра, и урюм — толстые пенки, образующиеся путем длительного томления молока в котле, и грут — творог мелкими комочками.
В айраге хоть и присутствует хмель, но на монгольских степных автомобильных трассах его употребляют без ограничения.
Солнце и ветер — главные помощники монгольских кулинаров. Полоски мяса даже без соли без проблем вялятся и сушатся про запас на воздухе. Почти в каждом стойбище на помостах или на крышах юрт я встречал подносы, коробки с сушеными сырами.
Особую роль в питании монголов с древних времен играл хурут — очень кислый творог, высушенный почти до каменного состояния. Военачальники Чингисхана обязывали своих воинов обязательно иметь в запасе пару килограммов этого продукта, с помощью которого можно было продержаться без пищи несколько недель.
Вкуснейшая штука — монгольское масло, которое получают из молочных пенок путем вытапливания, затем сливают в промытые бараньи желудки и так сохраняют. Я без меры, слой за слоем, покрывал маслом горячую лепешку, плюс кумыс и молочный чай, и в результате несколько дней желудок, взбунтовавшись, отказывался принимать любую пищу.
В этнографической шаманской деревне представлены реконструированные жилые постройки, под крышами которых в разные эпохи жили шаманские роды.
Повсюду на обочинах дорог бросаются в глаза колья с фанерными табличками, на которых хоть и несколько кривовато, но крупно (чтоб успел рассмотреть шофер) написано: «Айраг».
Это название напитка, повсеместно известного среди степных народов как кумыс. Получают его путем сбивания (занимаются этим в основном мужчины) сырого кобыльего молока до получения пенистой жидкости типа пахты, которую впоследствии сбраживают. Водители, подвозившие меня, часто останавливались возле юрт и угощались кумысом. Естественно, перепадало и мне.
Монгольская степь никак не хотела отпускать меня. Уже на границе с Даурией юный пограничный монгольский страж, и то после того как его окликнул сопровождавший меня местный пацаненок, слез с вышки, равнодушно посмотрел паспорт и махнул в сторону российской границы: мол, езжай. Я и поехал. Никто больше меня не задерживал.
Российские погранцы, открыв паспорт и не узрев печати на выезд, тут же ахнули и отправили обратно. Степь приняла меня как своего. Монголы извинились, накормили, устроили на ночь, утром опять накормили, поставили печать в паспорте и торжественно отправили в Россию.
На границе я оглянулся и попрощался с пусть не во всем понятной, но бесконечно родной и близкой монгольской дикой степной стихией.
