Грибы боровики на охоте и белка!

Интересный рассказ про то, как искать грибы боровики и белку — читаем! Раньше, но уже в мою бытность, ружья не регистрировали, не обязаны были сохранять в специальных металлических сейфах. Ружье можно было запросто одолжить у соседа, как, скажем, топор, сковородку или же гвоздодер. А хранилось оно на виду, висящим на стенке. И никаких тебе охотничьих коллективов, никаких охотничьих билетов, а тем более путевок, да еще платных, как теперь.   

Захотел отдохнуть на природе, почувствовать себя воином, мужчиною, пострелять — шагай в любой лес и пали себе, наслаждайся. А не имеешь ружья — одолжи! Я так всегда и поступал. Даже, помню, приедешь в чужое село в командировку и чтобы скоротать обычно вечернее время, одолжишь у незнакомого бригадира двустволку и пошел себе уточек гонять до вечерней зари, дотемна. Даже переночуешь, бывало, в стоге сена, чтобы встретить зарю утреннюю и пострелять.

Грибы боровики на охоте и белка!

Однажды я одолжил у знакомого не только ружье, но и охотничьего пса. За собаку я очень беспокоился, боялся: не будет слушаться, сбежит, но сосед убедил меня в том, что для Рекса главное — процесс охоты, а хозяин ему неважен. Так оно потом и получилось. Встали мы вместе с солнцем, но на перрон пришли все равно не первыми. Здесь уже властвовала предотъездная толчея.

Многие охотники подчеркнуто вежливо здороваются. Не менее вежливо приветствуются давно не видевшие друг друга шарики, бобики, полканы. Они подхалимно виляют друг другу хвостами, снюхиваются и, понимая, что в городе лаять нельзя, взвизгивают от восторгов. Пригрохотала электричка. Собаки поджали хвосты, заоглядывались, и вся охотничья братия, толкаясь, забыв о приличии, хлынула в вагон.

Поезд уносит нас к местам, к прибрежным омутам, в которых дремлют разжиревшие стада крякв. И вот мы выгружаемся. В пойме реки уже вовсю гремит канонада, начавшаяся еще накануне вечером. Над рекой, как над Бородинским полем, сплошной грохот, стеной вздымается смешанный с туманом сизый пороховой дым. Но в отличие от настоящей баталии тут ряды стрелков не редеют.

Наоборот, прибывают все новые и новые отряды. Грохочут электрички, бабахают ружья. Перебрехиваются разъяренные псы. Кажется, вот-вот левобережная шеренга с криком «ура» бросится на правобережную. Противники держат ружья наизготовку… А вдруг потрафит, а вдруг пролетит какой-нибудь обезумевший чирок.

И тогда все стволы будут сопровождать беднягу до тех пор пока от него не останется пух, перо. Домой ведь без трофеев не приедешь, неловко. Мы с Рексом тоже пару раз пальнули, так, для салюта по случаю открытия охоты. Полазив на жаре по тростникам,

он, устало вывалив язык, вопросительно заглядывает мне в глаза, ему хочется отдохнуть. Я смываю с сапог ил, и мы идем на боровую дичь. Рекс делает вид, что согласен со мной, забегает наперед и понимающе, повиливая хвостом, снует челноком, помогает, мол, мне отыскивать затаившихся рябчиков. Сосновая опушка пахнет смолою-живицею и малиною. Рекс, однако, внюхивается внимательнее. Но лес словно вымер. И мы, потеряв надежду настрелять дичи, подались в грибные места.

У меня теперь в руках пустой рюкзак, ружье за плечами. Я жадно шарю глазами по опалой листве, по пням, травам. Хочу грибы боровики найти. Грибной запах чуем, а грибов не видать. Они по случаю сухого лета, должно быть, в низину перекочевали,— догадываемся мы. Спускаемся с косогора и натыкаемся на объеденного слизняком подберезовика. Потом мы замечаем сразу нескольких лисичек…

Я не верю такому счастью. «Мое!» — радуюсь я и, как скупой рыцарь, бросаю их в рюкзак. Потом мы топчемся по сырому мху, осматриваем каждый натопыренный листок, каждый вспученный бугорок. Рекс мне сердечно помогает. Но, увы! Грибов больше нет. Нужно опять менять место.

…Одинокие березки на фоне чернолесья белые-белые, снега белей, а сосны блестят, словно начищенные медные самовары. Мы с удовольствием плутаем меж ними, ищем грибы. Опять взбираемся на холмы, спускаемся в низины, а грибов все нет и нет! Может быть, вернуться на старое место?

Может быть, мы не все их там увидели, не заметили, пропустили? Бежим, летим назад. Мы боимся, чтобы кто-либо не обогнал нас, не собрал наши грибы юоровики. (А еще говорят, что собирание грибов вовсе не охота!) И сразу натыкаемся на три боровика. Полюбовавшись чудо-бочонками, наполненными хмельными ароматами лесов, я аккуратненько срезаю их.

Любой гриб волнует, а боровик — вдвойне, втройне… Боровик не имеет цены. Дома его не спешат быстренько уложить на сковородку, его оставляют на потом. Белый гриб будет являть свои прелести в зимнее застолье в бураны, в лютые морозы. Вот тогда, когда с шоколадной шляпки покатятся золотые капли, боровик своим тонким ароматом заставит трепетать сердца самых привередливых гурманов. И вот три красавца-боровика у меня в ладонях.

Грибы боровики  тяжелы, приятно холодят руки и пахнут так, как умеют пахнуть только боровики. В приподнятом настроении мы продираемся через колючий ежевичник. Я весь исцарапываюсь, но мне некогда обращать внимание на такие пустяки.

Главное — найти моим боровикам братцев! Долго мы кружимся по лесу. Я щурюсь пням, колодинам, оглядываю из-под ладони делянки, словно былинный богатырь, но грибов больше нет. Только в паутине на сосне обреченной бабочкой трепыхается застрявший листок.

Тишина. Все лесные жители куда-то спрятались, да и Рекс где-то потерялся, отстал, видимо. Наконец, я очутился в таком темном ельнике, в котором, наверняка, никто не живет, да и гриб вряд ли вырастет. Под ногами пружинистый моховой ковер, не хуже персидского. Присел я на округлый пенек со спинкою, как на царский престол, и, блаженно развалившись, почувствовал себя царем.

А рядом зеленым посохом тянется к небу коровяк — царский скипетр. Я сам царь. Мне очень разморенному хорошо. И все мне тут подвластно, здесь все мои подданные. И трудяги муравьи-крестьяне, и бояры жуки-древоточцы, и сами деревья — мои, и вся природа родная — моя! Даже пролетающая ворона — мой гонец. Увидела меня и доложила с высоты, дважды каркнула. И я понял, вблизи людей нет.

Вытянулся, ноги распрямил и почувствовал, как хочется мне, царю, спать. Дремал я недолго, проснулся от какого-то непонятного чувства. Показалось, будто кто-то рядом со мной, может быть, Рекс возвратился. Чуток приоткрываю глаза и вижу, как белка мимо моего ружья, приставленного к сосенке, уносится по ней вверх с моим боровиком. Вот уж действительно, «на ловца и зверь бежит»!

Жаль мне, конечно, грибы боровики, но я лесную красавицу не вспугиваю, а любуюсь ею, интуитивно прикидываю, что этот боровик на базаре потянет примерно 500 руб., а встреча с настоящей живой белочкой бесценна. Очнувшись от раздумий, я снова увидел, как белка добывает мой уже третий, последний, боровик. Гриб попался большущий, и рыжуха уносила его по частям. Белка прекрасно видела меня, но не боялась. Она считала, что в ее лесу, в ее доме все принадлежит ей. И я согласился с нею.

Было у меня грибы боровики — целых три, да не стало. Я отдал их тому, кому они по совести и принадлежат. У меня же, как у каждого человека, на любую вещь есть еще и своя цена, своя мерка. И с этой своей меркой я и брожу по лесу…